(Продолжение)

14-15

12. Со Scrambled Defuncts 13. В Минск! 12. Со Scrambled Defuncts Итак, Scrambled Defuncts. На новогоднем концерте Catharsis с 02 на 03 Романыч свел нас с субтильным молодым человеком. Хаер его органично длинен и тонок. Дима Коноплев испытующе взглянул (для него вообще характерны подобные взгляды), поздоровался и пожелал удачи. Еше через три месяца Романыч дал дискетку с тремя песнями в Cakewalk. До сего я безуспешно пытался снять песни на слух. Итак, на компе вещи прошли три тура упрощения, после чего я схематично переписал их на нотки и принялся заучивать, как китайскую грамоту. Романыч вскоре подкатил Женю Прайса с очередным авалонским горе-фестом наготове. Я авансом дал добро. Впрочем, к фесту нужно было готовиться - и тут начался самый трудный этап. Под компьютер я играл "почти" без бумажки, а вживую даже на репе начинался мрак!!! И все же мы СДЕЛАЛИ ЭТО!!! Единственный, в кого сразу полетели камни - это я (из-за долбы). Руки, точнее, пальцы нуждались в развитии, потолок здесь быстро не подымешь, словом, приходилось терпеть - боль в руках и ухмылки окружающих. Барабанщики, ограничившие себя искусством наблюдения со стороны, исправно воняли за спиной. Второй концерт (в Релаксе) прошел более успешно - сразу после сета я умотал на подмену в Step By Step, а осиное гнездо продолжило свою работу. К выезду в Ярославль ситуация накалялась. Я трепетал от предыгрового стресса, остальные были недовольны, что я единственный из группы получаю деньги за концерты, а долба как надо не играется. По приезде, забросив инструменты в клуб, мы ползали по жаре вокруг кремля. Саша пугал девушек спортивным костюмом, Рома спал на травке, мы с Димой было прошвырнулись по округе, остальные осели в Ярпивном кафе. Романыч уже на саундчеке явно был не в форме, а к концерту еще усугубил. Три песни мы кое-как выстояли, а потом понеслось, музыка зашаталась, состояние было, как-будто земля ходит под ногами. А потом настало время сцены у подъезда. Мы наезжали на Романыча, он говорил, все клево, чуваки, я взорвался, наговорил ему грубостей, он тоже не остался в долгу, напомнив про неизменную долбу и бобло, мол, поэтому он и пьяный. Однако не подрались. Собрались на поезд. Романыч, чувствуя вину, бросился в клуб, как партизан в еловую рощу, и извлек Сашу, который готовился зачать с некоей барышней новую жизнь в женском туалете. Саша брыкался, умолял о пяти минутах, но Романыч осерчал. Чтобы загладить вину, Саша взял сумку с карданом, откуда извлек умыкнутую из клуба пивную кружку. На вокзале Рома с Сашей, естественно, пошли за пивком в дорожку. Тут же подали костромской поезд, стоянка пять минут. Мы сели, их нет. Билет Романыча у меня. Сердца захолодели. Поезд трогается. Я простился с карданом, с сумкой, с пивной кружкой, с Романычем...И тут он объявляется, измученный, и требует билет, мол, их с Сашей сСАШивают с поезда в шестом вагоне, боялись, не добегут до второго. Я отдаю билет, он, сшибая плечами косяки, убегает. Минут через 10 (а уже 2 ночи, все спят и свет в вагоне выключен) они появляются, громкие, возбужденные, суют мне на сумку, я кидаю ее на третью полку и сплю. Вдруг - подозрительная тишина, кто-то сослепу хлопает рукой по полке, по плечам, по мне и перегарно шепчет: - Не, здесь нету, наверно, там оставили!... Топот, мат, вопли разбуженной проводницы и соседей, как эхо в горах, катаются по вагону, приближаясь и удаляясь, потом надолго затихают, и... Спустя три с половиной часа мы уже в Москве. Слепые, как у кутят, лица, одно круглее другого. Метро еще не ходит. Саша хлопает Романыча, глядя на свалку сумок и указывает на мою - с карданом и пивной кружкой. Осенью я играл долбу, как надо. 13. В Минск! Во многих отношениях особый выезд. Во-первых, за границу. Пусть и в кавычках. Во-вторых... А, впрочем, по порядку. Итак, в 9-30 я прибыл на стрелку в метро Белорусская кольцевая. - Познакомься с нашим новым вокалистом – порекомендовал Романыч. - Сергей. - представился стоявший рядом незнакомец. - Круто! - подумал я. Мало-помалу подтягивались остальные сонные члены Scrambled Defuncts. Плюс как всегда необъятно добродушный Макс Зозуля. Ждали Дэна. Рядом с Сергеем скромно стоял молодой человек в белой кепке Kappa. Все ниже было черное и несло на себе тот же логотип. Правда, кроссовки разочаровали надписью Reebok. Это и был наш новый Крис Барнс. Впрочем, он называл себя Женя. Появлялся Дэн, которого не отпустили с работы. Мы запихнулись в плацкарт и помахали бирюзовыми платками поехавшему перрону. В 10-30 за окном была суббота и платформа Беговая. Часа через три, натрещавшись, ибо давно не виделись, пошли в вагон-ресторан. Купейный вагон с группой Рондо нам встретился только один, остальные же населяли бедные свитерки, тертые джинсы и несвежие носки. О лицах молодых следует сказать особо. Лица схожего типа, встреченные мной ранее, несколько оживляла ненависть. Им срочно требовался мой мобильный. Аргументы приводились убедительные. Обитатели поезда предпочитали менее яркие краски. Ожидание родных мест по традиции скрашивали крепкие душераздиратели. Романыч, попав в поток, поддал коньячку и впал в легкий неадекват. Запахло ярославской поездкой. Обширное ресторанное меню состояло из четырех ценовых колонок - евро, доллары, рубли и зайчики. Последняя отличалась обилием нулей. За соседним столом, потрясенный сим обстоятельством, спал некий джентльмен. Спустя некоторое время он обмочился, и его сняли с поезда. При этом, по словам официантки, он успел расплатиться. Женину порцию мы гордо пронесли обратно сквозь носки. Романыч поддал еще конины и принялся помогать ближнему своему. Дима долго уворачивался от предлагаемой им подушки. Да и вокруг тоже кое-что происходило. Соседствовавшее с сортиром купе, предварительно разговевшись, благо в воскресенье Пасха, предлагало "пописякать". В смысле, сходить в вагон-ресторан принять по пятьдесят грамм. В Смоленске одному из них разбили лоб. В белесых глазах разгоралось пламечко. Относя тарелки обратно, мы почувствовали, запахло напряжением. Вскоре Романыча не пустили в тамбур, сказал, кругом милиция, много крови, мужик валяется. Тут уже и мы напряглись. Между прочим, смеркалось... Орша, Борисов и, наконец, Минск. Встретили нас два Сереги, две противоположности. Организатор концерта Оголихин, крепкого вида хаератый блондин, занимался йогой. Другой Серега, Сытич, ограничился экскурсией по ночному городу. Жили мы на его съемной квартире, номер которой 47 навевал мысли об Андрее Кириленко из Юты Джаз. Впрочем, самый рослый из нас едва набирал метр восемьдесят в третьей попытке, квартира была на первом этаже и джазом здесь и не пахло. С утра Оголихин начала обработку познанием - мы прослушали все белорусские группы, играющие брутал, порепетировали сами, а затем Серж ознакомился с первым диском Scrambled Defuncts на полной громкости. После сего мы расползлись от музыки в углы, как тараканы. - Вам не интересно? - расстроился Оголихин. Поехали в клуб. Метро Першамайская от нашей Пушкинской минутах в десяти. Метро по дизайну промосковское. Поезда в четыре вагона. Все на белорусском, а наверху много наших. Вывесок. Пасха оказалась ясным днем, градусов 10 тепла. Отстроившись, пошли гулять again. Вещевой рынок на стадионе Динамо быстро закрылся при нашем приближении. Клуб - экс-столовая. Маленькая сцена, зал сосиской вытянут вдоль, музыка долбит в звукача напротив. До нас 5 групп усердно пылесосили мозги. Зрители скучали, награждая музыкантов одинокими аплодисментами. Проиграло интро, и мы поехали. Народ выполз из щелей. После третьей песни устроили овацию. У Димы порвалась струна, он просил ее у зала, фэны интересовались его настройкой и кричали "ура". Гитарист наитруднейшего пылесоса пожертвовал своим Leadstar''ом и стал ждать результатов. Немедля загремело второе интро, и мы вдули еще пару песен. На кавере Cannibal Corpse в воздух летели чепцы, помидоры (на случай, если облажаемся), косухи и утробные крики души. Два биса стали нам наградой. Словом, мы могли честно смотреть в глаза Оголихину, попавшему на бабки. Домой приехал народ и устроил банкет. Серегин лысый брат не утихал ни на минуту; местный барабанщик неустанно демонстрировал, как он любит Napalm Death; пьяный Олег, сказав "Это вам назло!", поставил колокольный звон. Его послали, удалили кассету и запретили пить. На кухне зажигали другие тусняры. В маленькой комнате ноги спавших надежно блокировали дверь. Наш Дима не сомкнул глаз и успел подистощиться. Сквозь час пик (в метро никто не ругался), мы погрузились в поезд и оставили Минск утопать в буднях весны. На этот раз купе у сортира было наше, старушка напротив мирно вязала, за стенкой постукивал ноутбук, Дима спал сном младенца, а мы играли в тысячу. Вагон-ресторан, как и приключения, остался в Минске. Вылезая вечером на перрон, мы даже культурно попрощались. Совсем как большие.